Константин Зоркин: ”Свои первые объекты я сделал из дерева Ур”

chernozem.info 18.09.2018
Константин Зоркин (фотограф Анастасия Рожинская)
Константин Зоркин (фотограф Анастасия Рожинская)

Константин Зоркин — один из участников выставки “Однаково різні. Частини мови” — художник, для которого искусство является, прежде всего, метафизической деятельностью и мистической практикой. Художник, который работает в основном с деревом. Художник, чьи картины-заклинания можно увидеть в Институте проблем современного искусства до 30 сентября включительно.

1

Константин, почему вы приняли приглашение ArtHuss принять участие в выставке?

Я принял предложение потому, что неоднократно работал с Константином Кожемякой. Последний раз в пилотном проекте “Однаково різні” в Институте проблем современного искусства. Мне понравилось, как все прошло.

Каждый раз, когда что-то предлагает Константин, получается нечто неожиданное в силу его человеческих особенностей. Сейчас он предложил новую задачу — поработать вместе с Сергеем Радкевичем, Петром Бевзой и Виталием Коханом. Очень интересная компания получилась.

И как предложение погулять в хорошей компании обычно приветствуется, также приветствуется сделать выставку с людьми, творчество которых ты уважаешь и которые действительно являются художниками. Потому что называть себя художником и быть художником для меня не одно и то же.

В основном, работы в этом проекте трудно назвать однозначно картиной либо скульптурой, это вещи на пересечении языков искусства, которые при этом являются новыми языковыми единицами, новыми “частинами мови”, глубоко личными для каждого из нас, но имеющими значение для искусства вцелом.

2

В чем основная разница между понятиями “быть художником” и “называть себя художником”?

У Курта Воннегута в книге “Колыбель для кошки” есть хорошая метафора в религии, которую он описывает, разделяют два понятия: “карасс” и “гранфаллон”. Карасс — истинная общность людей, которая не зависела от страны проживания, возраста или социального статуса, и когда люди встречались, они понимали, что принадлежали к общему карассу. А вот гранфаллон — ложная общность людей, она связана формальными признаками: выпускники школы/академии, или, например, жители Америки и так далее.  То есть люди относят себя к формальной общности, и таким образом, врут сами себе.

Также есть художники, которые окончили ВУЗы, и у них просто нет других вариантов — окончил ВУЗ, буду художником. Как иначе? А есть художники, которые не выбирали этот путь, они просто выяснили, что уже на нем стоят.

3

Вы представили картины, которые назвали заклинаниями. В чем их главная особенность?

Слово “заклинание” произнес Виталий Кохан, а я в начале думал назвать серию “Мифограмма”, в честь концепции, которую я развиваю уже довольно давно. Но “мифограмма” оказалось не совсем точным словом, потому что это научный термин, а мне нужно было что-то более простое и подходящее.

Слово “заклинание”, как мне кажется, этимологически связано со словом “клин”, а оно, в свою очередь, перекликается с массой других слов, таких как “клинок”, “клюв”, “клык” и “крик”. Все они связаны со звуком либо же формами, которые очень четко направлены в одну точку: что-то треугольное и заостренное. Настоящее произведение искусства, мне кажется, всегда имеет магический характер, потому что концентрирует и направляет энергию в одну точку. Прикасаясь своим острием, оно заставляет человека чувствовать то, что он никогда не чувствовал раньше. Если речь идет о том случае, когда художник коммуницирует с человеком.

А если мы общаемся с какими-то другими силами, которые ощущаем в нашем мире, тогда непонятно, как заточить сообщение — чтобы оно достигло цели. И, вот нащупывая язык, которым можно обратиться к этим силам, ты так или иначе возвращаешься к языку магии, языку сакрального искусства. Этот язык очищен от привязок во времени и является универсальным.

Я эти формы для себя вычислял долгое время, и в конце концов они сгруппировались в определенный набор — очень похожий на такой небольшой алфавит. Я перебрал все, что делал последние три года, и у меня некоторые вещи выкристаллизировались в такие формы и такой вид подачи текста. Теперь я понимаю, что серия “Заклинания” — пока лучшее, что я сделал в течении своей жизни.

4

Как научиться понимать то, что доносит художник в своих картинах?

Конечно, прежде всего, это вступить в контакт с работам. Но контакт бывает разного характера. Мне кажется, что основной вид контакта — созерцание, предполагающее умение осознанно и внимательно смотреть. Как раз этого мы часто и не делаем с работами художников из-за своей пред-убежденности.

Мы привыкли, что знаем что-то об абстрактном или концептуальном искусстве, значит, нам понятны работы художника. А я говорю о визуальной стороны в первую очередь. И в этой выставке участвуют художники, которые очень-очень визуальны. И там все-таки меньше слов и больше того, что можно увидеть глазами. А для того, чтобы увидеть глазами, надо очень внимательно смотреть. Когда мы смотрим мы начинаем считывать, то есть, мы замечаем какие-то формы, определенные повторяющиеся элементы, принципы — через них мы начинаем чувствовать.

Художник заставляет нас учить язык: сначала мы учим слова, видя формы, потом мы начинаем видеть предложения, то есть связи между этими формами, а потом мы начинаем читать текст. Так делают те художники, которые работают в собственном контексте, которые не говорят на чужом языке, а изобретают свой, и, таким образом, делают вклад в общий язык искусства. Потому что общий язык искусства как раз из таких диалектов и состоит.

5

Расскажите, пожалуйста, о том, почему из всех материалов вы предпочитаете работать именно с деревом?

Мое отношение к дереву сформировано историей, благодаря которой ко мне попали доски из дерева Ур. А достались они от моих знакомых строителей. Они вскрывали пол в старинном доме и обнаружили необычное дерево — они  сломали о него все свои инструменты: не ожидали такой толщины и такой прочности. Старушка, обитающая в этом доме рассказала, что ее отец работал на флоте и использовал снятые с палубы корабля доски для пола в их доме.

Дерево это было привезено из очень далеких земель — из Полинезии.  Там росли прекрасные леса, которые на свою беду оказались очень подходящими для судостроения. Колонизаторы их вырубали и отправляли на экспорт, в том числе их закупала Российская империя.

Но на самих островах, как я потом выяснил, такое дерево считалось сакральным, местные жители верили, что в нем живет дух, и что живет он даже после того, как дерево срубили. То есть в любом кусочке, в любой частичке этого дерева. Они его очень уважали, и не прикасались к нему без особой надобности. Из дерева делали шаманские хижины, скульптуры богов, сакральные и культовые объекты. Аборигены этих островов, когда сжигали даже опилки и стружки, вдыхали дым, чтобы причаститься к этому духу. Колонизаторы этого всего не знали и не хотели знать.

И когда стали вырубать леса, это стало не только экологическим, но и религиозным бедствием. И теперь дерево Ур — живое ископаемое, существует только в виде старинных стройматериалов.

Свои первые объекты я сделал из дерева Ур, и с тех пор для меня дерево перестало быть просто материалом.

_________________________________________________________________

Больше о современном украинском и мировом образовательном искусстве — в книгах:

Материалы на похожие темы

Комментарии