Премия PINCHUK ART CENTRE занимает центральное место в иерархии немногочисленных украинских конкурсов в сфере современного искусства. Сам масштаб события обуславливает как все возможные сложности, которые появляются в связи с его подготовкой и реализацией, так и неповоротливость внутренней структуры (которая не может быть иной при таких объемах). Но в этом году премии удалось сделать то, что не удается менее глобальным (а значит более мобильным) инициативам – качественно измениться. На первый взгляд эти изменения невидимы, ведь условия конкурса остались прежними: все те же 20 номинантов возрастом до 35-ти лет. Претерпело изменений, возможно, самое главное – подход к выбору тех 20-ти, которые должны презентовать не просто себя как независимую художественную единицу (или группу), а и стать отражением общего климата украинского искусства – нынешней ситуации с ее плюсами, и минусами. И в этом году о наличии данного среза и объективности «общей картинки» можно говорить более уверенно и с меньшим обобщением – премия собрала представителей не только разных регионов, но и художников, имеющих отличный между собой бекграунд, представления о том каким должно быть сегодня искусство и какими методами оно должно производиться.

Собирая проекты всех участников вместе, получается довольно удручающая картина, где мир мчится в пропасть, а Украина в самом начале этого поезда и уже стучится лбом о толщу земли. Хотя видимость этой ситуации обусловлена положительным фактором – украинский художник начал массово (насколько это возможно) и в голос критично осознавать и рефлексировать ситуацию вокруг.

Первым подтверждением этой двойственной ситуации, где есть не только безысходность, но и попытка из нее вырваться (или по крайней мере ее осознать), является логика выстраивания всей экспозиции, что начинается с работы, посвященной травматическому опыту. Именно работа Алины Клейтман (Харьков/Киев), построенная вокруг концепта детской травмы, становится одновременно метафорической и утилитарной точкой отсчета. Художница вынуждает зрителя совершить фактическое погружение в темные лабиринты, плотно завешанные шубами, в которых размещены дополнительные источники напряжения, усиливающие дискомфорт от нахождения в таком специфическом пространстве. Такими источниками становятся видео – монотонные повторения определенных бытовых ритуалов, которые выходят из зоны обыденного непроизвольного жеста в поле давления и принуждения. О схожих механизмах говорит еще одна работа в рамках конкурса: художник Павел Хайло (Луганск/Киев) также прямолинейно показывает техники власти и их присутствие там, где наш взгляд обычно не привык их видеть. Оба художника выстраивают пространство таким образом, что человек вынуждено попадает в ситуацию, где он чувствуют на себе применение механизмов подавления и должен подчиняться. Но если в работе Клейтман подчинение практически неизбежно (его можно избежать только одним образом – выйти из экспозиции), в ситуации, которую сконструировал Павел Хайло, зрителю предоставляется выбор и возможность. Визуально работа состоит из перформерки, сидящей за столом, монотонно и непрерывно читающей правила определенной игры (на столе также лежит стопка бумаги с данными правилами). Единственное, что может заставить ее оторваться от чтения – это нарушение установленного регламента, в котором зритель решает продемонстрировать свою субъектность и совершить какой-то необходимый ему акт (сфотографироваться на фоне работы, задать перформерке вопрос, взять листок бумаги со стола и т.п.). Момент нарушения пресекается немедленно и бескомпромиссно (конечно, не физически, а словесно). Сама ситуация и автор дают возможность зрителю уйти или протестовать, не согласиться и продолжить действия несмотря на замечания. Автор также дарует привилегию управления зрителем самой перформерке, но при этом лишает ее права личного выбора, возможности не соглашаться с самой ситуацией. В итоге, заключенной в ситуацию оказывается лишь та, которая, совершая власть, одновременно подвергается самому большому давлению. И если у Клейтман работа превращается в ее личный эмансипаторный жест, то Хайло позволяет произвести акт эмансипации только зрителю, обозначив свою роль и право в конкретном пространстве.

Метод физического погружения в необходимый контекст также использует Александр Курмаз (Киев), но в данном случае само пространство (которое воссоздавало поствоенные руины) говорило громче, чем работы находившееся внутри него. Антураж, имея возможность влиять на зрителя на эмоциональном и чувственном уровнях, априори был сильнее чем банальное противопоставление мирного и военного, бытового и чрезвычайного, которое постулировали видео художника, где фейерверк соседствует со взрывами.  Когда попытка критики существующего положения не выходит за рамки одномерного плоского утверждения, которое иллюстрирует то, что происходит в реальном в мире, не интерпретирует реальность, а отображает ее, даже груда камней под ногами может превратиться в больший медиум.

В работе Юлии Кривич (Днепр) центральным объектом становится арт-бук – в последние годы становление культуры арт-бука как самодостаточного медиума и инструмента становится все глобальней. В данном случае художница создала компиляцию из отчетного журнала о пропаганде ленинизма среди молодежи и фотографий – локальных вторжений внутрь текста, в уже существующий идеологически нагруженный материал. С одной стороны, авторка поддает критическому осмыслению нынешнюю ситуацию нарастающей пропаганды, показывая новых главных участников идеологических игрищ.  Но рассматривая также личный аспект представленных героев, художница совмещает и утверждает наличие у них как бы противоположных характеристик: например, участие в праворадикальных группировках и поездки за границу, пользование соц.сетями (по словам авторки, это является одними из признаков глобализированных современных людей). Но формальность и условность данных признаков, обобщение и создание образа типичного «футбольного хулигана» и типичного «глобализированного человека» сегодня уже непродуктивны, потому что служат только на благо обобщения, а значит заблуждения. Тотальная трансляция популярных стереотипов, а также недостаточно артикулированные истории самих героев (с которыми художница работала на протяжении длительного времени) превращаются лишь в сравнение сегодня и условного вчера, которое можно наблюдать в арт-буке. В итоге, к этому проекту можно задать вопрос такой же, как и к проекту Саши Курмаза – почему взгляд художника оказывается идентичным популярному популистскому взгляду?

Глобальной тенденцией сегодня, которую можно обнаружить внутри конкурса, является уход от прямой рефлексии на политическое и социальное, но вместе с этим появление сознательного созерцания, которое отличается от традиционного эскапизма художника и продуцирования искусства ради искусства. Такое сознательное глубокое наблюдение, может быть направлено на внешний мир (как например работа Виталия Кохана), а может направляться внутрь самого себя (как в случае с работой Екатерины Ермолаевой).

Виталий Кохан (Сумы-Харьков) нетипичный представитель украинского современного искусства, для которого довлеющим все еще остается работа с социальным и политическим контекстами, его интерпретация и деконструкция. Сегодняшний украинский художник пытается доминировать над контекстом, управлять им. В противовес такой активной позиции проекты Виталия Кохана с первого взгляда кажутся пассивным отрешением, где замкнутость работы не дает возможности выстроить коммуникацию с окружающим пространством.  Но именно здесь зритель сталкивается с тем, что непосредственно сами работы и воплощают акт коммуникации – обстоятельство, которое наглядно демонстрирует проект (в рамках конкурса), в котором происходят различные физические процессы, кажущиеся нашему взгляду статичными. Важным является тут не столько наблюдение, а сколько осознание происходящего, что дает возможность уйти от современного антропоцентризма, навязчивой сосредоточенности на попытках вскрыть различные проявления человеческого, и проникнуть внутрь тех форм и проявлений живого, которые игнорируются современным человеком.

Художница Катерина Ермолаева (Донецк/Киев) напротив обращается к тотальному антропоцентризму, превращая в инструмент даже контекст, который направлен на служение всем ее героям.  Работы Ермолаевой продолжают традицию американской фотографини Синди Шерман, которая также примеряла на себя различные образы, типичные для ее времени (конец XX-начало XIX века). Нарочитая утрированность образов персонажей Шерман, просматривается в работах и современной художницы. Но теперь зритель имеет возможность физически погрузится в своего персонажа – каждый герой находится в привычной сфере обитания, что позволяет прослеживать ситуации и целые жизни, складывая их в отдельные истории.

Следующее направление, которое оформляется в украинском искусстве в последние годы, воплотила группа «Ревковский и Рачинский» (Харьков) – апроприируя методы научного исследования (хоть и не выдерживая его строгий регламент), художники строят высказывание, которому удается расположиться на грани иронии, фарса и трагедии, документалистики и вымысла, репрезентации взгляда с территории искусства и презентации реально существующей социальной проблемы. При большом количестве различных медиумов и подходов работе удалось сложится в комплексное диагностирование отдельно взятой проблемы (трагедии, связанной с аварией трамвая в 1996 году в Днепродзержинске) и более глобального аспекта – способности переживания, адаптации, принятия. В итоге, проект превратился в исследование социального, которому удалось сохранить фактологическую основу, но избавиться от флера необходимости строгости исследования (при всей авторской дотошности к работе с материалом), а также сдвинуть монумент современного художника, который исключительно говорит серьезно о серьезном. Чувство юмора оказывается спасительным кругом для современного художника, тонущего в утяжеляющих реальность (как бытовую, так и искусства) обстоятельствах.

Если вам удастся пробраться сквозь десятки телефонов делающих селфи, и не поддастся соблазну самому совершить такой же жест, у вас появится возможность разглядеть все 20 проектов премии PAC и тенденции, о которых они могут свидетельствовать. Хотя сама необходимость смотреть выставку, чтобы не мешать другому фотографироваться, свидетельствует об одной из самых важных тенденций – превращении современного искусства не просто в интертеймент, а в некий маркер, присутствие которого необходимо в жизни молодого и прогрессивного человека. PinchukArtCentre, само по себе популярное место в независимости от происходящего внутри, стало меккой для паломничества жаждущих наполнить свой социальный статус подтверждениями о правильно проведенном досуге. Таким образом в независимости от сложности поднятой темы, искусство становится лишь тотальным фоном для инстаграма. Кстати, совсем непроизвольно, но уже упомянутая работа Павла Хайло стала дополнительным акцентом на безудержном превращении искусства в красочный фотофон. В момент прочтения текста героиней перформанса, напротив нее появились две молодые дамы, решившие сделать селфи. Директивная фраза от перфомерки «Это вам не селфи-зона» прозвучала как приговор – не только для девушек, оставшихся без фото, но и для всей сложившейся ситуации вокруг современного искусства.

Автор: Viktoria Bavykina

Фотографии предоставлены PinchukArtCentre © 2018. Фотограф: Максим Белоусов

____________________________________________________________

Больше о современном украинском и мировом образовательном искусстве — в книгах:

• Сары Торнтон 33 митці у трьох актах (Ай Вейвей, Джефф Кунс, Марина Абрамович, и  др.),
• Вилла Гомперца Що це взагалі таке? (150 лет современного искусства в одной пилюле),
• Грейсона Перри Не бійтесь галерей (как воспринимать и оценивать искусство),
• Галини Скляренко Сучасне мистецтво України (эссе искусствоведа),
• арт-издании 25 років присутності. Сучасні українські художники (80 портретов современных украинских художников),
• Александра Брея Нескучное собирательство (о лучшей частной коллекции XIX-XX ст.),
• Бриджит Квинн Неймовірні: 15 жінок, які творили мистецтво й історію (15 гениальных женщин-художников)
• Григорий Козлов Замах на мистецтво: арт-детектив (раскрытие тайн мира искусства)