Зося Кайс: ПОЭЗИЯ НА СТЕНАХ ГОРОДА В СТРУКТУРЕ СМЫСЛА ГОРОДСКОГО ГРАФФИТИ

Все граффити, бытующие сегодня в городе, можно прежде всего  классифицировать по знаковой форме. Они могут быть: письменные (содержат в себе знаки знаковой системы записи, подчиняются лингвистическому коду естественного языка), графические (цветной рисунок или монохромное изображение, выполненное краской в аэрозольном баллоне одного или нескольких цветов, нанесенное кистью, мелом, фломастером, карандашом или выцарапанное на стене, парте, окне или какой-либо другой поверхности без разрешения) или смешанные графически-письменные (содержат в одном сообщении одновременно и изображение и надпись). Надпись в письменных граффити структурно, компонентно может быть отдельным словом, словосочетанием, предложением (если автор один) или дописыванием к оставленным ранее словам (словосочетаниям, предложениям), которые в таком случае читаются в связке с предыдущей надписью и логически ее продолжают.  Изображение также может состоять из простого образа или представлять собой собирательный сложный образ. По целевой функции надписи могут служить самопрезентации, самоидентификации (репрезентативная функция) и самоутверджению (экзистенциальная функция).

В надписях такого рода часто встречается имя, надпись с констатацией “здесь был…” и все вариации имени собственного и указания места. Такие надписи-сообщения символически укореняют человека-коммуниканта в его физическом пространстве, онтологически признают его, прокламируют его self being. Называя своё имя, человек тем самым включается в систему социальных отношений, вовлекается в социальную коммуникацию. С одной стороны имя — это способ индивидуализации личности, а с другой — ее социализации.

Экзистенциальная функция, например, часто реализуется в рекламной коммуникации, которая «паразитирует» на знаковых средствах граффити. Письменные граффити, в частности те, в которых фигурирует имя собственное мы разделяем по сфере коммуникации. Имя часто встречается в социально-политических надписях протестного и /или агитационного содержания (это имена политических лидеров, исторических личностей, значимых персон современности и т. д.). Имена собственные также присутствуют в социально-бытовых письменных граффити, которые кроме экзистенциальной функции реализуют также экспрессивную функцию (выражения мыслей, эмоций, чувств, идей) и документальную функцию, которая представлена стремлением выражать себя в эпистолярном жанре, подобно «канцелярским привычкам» В.Маяковского, стремлением не простой документации своих мыслей, а публичной их фиксации. Актуализация таких интенций иллюстрируется, например, словами благодарности на асфальте, под окнами роддома; надписью «Тут сижу я. Коля», на парте учебной аудитории; высвобождением обиды и агрессии в бранной надписи «Аня дура» в общественной уборной и т.д.

Вымышленные имена, псевдонимы или теги (от англ. “tag” – этикетка) характеризуют граффити, относящиеся к субкультуре стрит-арт (от англ. “street art” – уличное искусство). Эти надписи реализуют прежде всего коммуникативную функцию, которая раскрывается в актах коммуникации посредством знаков-граффити, на интраграффитийном уровне (диалог между носителями граффити-культуры) и экстраграффитийном уровне (диалог на языке граффити с “внешним” миром, не пользующимся граффити- кодом). Также в субкультурных граффити реализуется функция демаркации территории (выражается в стремлении символически «присвоить» чуждое пространство города), а также функция позиционирования группы (кроме имени собственного в граффити присутствуют названия команды (“crew”). Но в то же время, граффити, в которых наряду с другими знаками содержится имя, тем не менее остаются анонимными, поскольку автограф в рисунке или надписи не дает больше никакой информации об авторе, не указывают ни на кого конкретно, оставляя имя в форме абстракции.

Среди прочего материала граффити, в городе встречаются граффити-сообщения, которые сложно поддаются анализу и интерпретации. К таким относятся, например, литературные произведения на стенах. В 2013 году на киевском доме №15 по улице Ярославов Вал появились написанные мелом строки стихотворения Иосифа Бродского «Письма к стене». На обветшалой полуразрушенной временем постройке, в каждом из замурованных окон первого этажа размещалось по две строчке: «Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини», «До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты», «Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать», «Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись», «Посвящаю свободе одиночество возле стены. Завещаю стене стук шагов посреди тишины», «Не сердись на меня, нужно что-то иметь позади», «Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди». Еще одна надпись цитировала другой стих Бродского: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». В отдельном окне размещалась надпись, указывающая на первоисточник: «Иосиф Бродский, 1964». Когда со временем мел смылся дождями, в сентябре 2014 появились эти же цитаты, но уже написанные белой краской.

Позднее в каждом из окон этого дома Киевским благотворительным  обществом и Украинской Ассоциацией профессиональных фотографов были размещены плакаты с изображениями фотографий начала ХХ ст, а стихотворение Бродского «Письма к стене» возникло рядом с тем же домом и покрыло десять метров тротуара в длину.

Выяснилось, что надписи мелом оставила студентка театрального института, корпус которого — на этой же улице, а когда надписи исчезли, небезразличные захотели их вернуть. Творческое объединение «Красный стул» (так они тогда назывались) начали покрывать стены города разными поэтическими произведениями. Так на Арсенальной площади Киева появились строчки «Письмо к генералу Z» Бродского.

Такие граффити, поскольку они являются знаками визуальной коммуникации, образуют многослойные знаки, считывание которых реализуется путем сложной ассоциативной цепочки. Записанное слово – это как вербализованный образ наоборот. Тексты, размещенные в городском пространстве (рекламные, информационные, объявления, витрины и вывески) воспринимаются визуально и целостно. Поэтому эстетическому оформлению текстов в городе уделяют особое внимание, рекламисты и маркетологи нарочно делают их привлекательными, оригинальными, запоминающимися. В отличие от коммерческого текста в городе, граффити возникает спонтанно и не имеет целью что-то продать. Если типировать этот визуальный словесный знак граффити, то во-первых, по знаковой форме он является текстом, то есть образуется с помощью знаковой системы записи, причем образует не хаотическое скопление или последовательность слов, а целостное высказывание. Низший слой этого знака – это прямое значение надписи, которая прочитывается буквально, с привлечением речевого кода естественного языка. По мнению У. Эко, прежде чем извлекать из текста всевозможные значения, необходимо признать, что текст обладает буквальным смыслом, который интуитивно первым приходит на ум читателю, знакомому с конвенциями естественного языка. Но самым важным является то, что это высказывание не читается само по себе, а понимается в контексте того, что оно является частью литературного произведения.

Итак, второй слой этого знака – поэтическая форма. В этом смысле он, во-вторых, является эстетическим (или поэтическим) знаком. В случае с “Письмами к стене” Бродского цитаты очень органично вписываются в среду. Но сам факт размещения этих строк на реальной стене в ее материальном, наглядно-образном проявлении, вызывает  коннотацию второго порядка. Понимается не сам знак литературного произведения, а он перемещается в другую плоскость, когда буквально “оживает” реципиент сообщений. Именно эта стена символически наделяется ролью адресата “Писем” Бродского. Причем, вырванные из общего контекста стихотворения строки оказываются вполне достаточными для выстраивания сложного семиотического знака.

Следующий, третий слой этого знака возникает как индексальный знак, подобный надписи “Позвони ей” и стрелкой, указывающей на телефонную будку рядом. Слово “стена”, написанное на стене, указывает именно на эту конкретную указанную стену. Поэтому “Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись” читается как обращение, в котором адресатом сообщения возникает стена. И на этом же уровне возникает магическое наделения стены человеческими качествами, возможностью улыбаться, проявлять эмоции, что присуще мифологическому мировоззрению. В этом случае, если подумать про общение живого человека с неодухотворенной стеной, то возникает мысль о трагичности и личной драме коммуниканта, что ведет мысленный диалог с несуществующим реципиентом, что в свою очередь выступает как квази-комуникация. Но поскольку в данном случае мы имеем дело с поэтическим произведением, то личная драма коммуниканта является лишь метафорой и служит художественным средством выразительности. Здесь происходит не коммуникативная деятельность для сообщения информации, а эстетическая коммуникация, поэтому для понимания эстетического семиозиса следует анализировать произведение с нескольких сторон: со стороны зрителя (читателя) – то, которым произведение обращенный к нему, как он его считывает и интерпретирует; и со стороны отправителя – как образуется знаковое средство, даже если он не осознается коммуникантом как таковое. Одной из классических функций искусства является сообщение красоты, и поэтому поэтическое произведение в пространстве города, в необычном для себя пространстве, будто поэтизирует “прозу жизни”, привносит красоту в пространство повседневности.

В течении года на киевских стенах стали появляться цитаты А.Чехова, Н.Гумилева, С.Есенина, О.Хайяма, В.Набокова, В.Маяковского, Р.Роллана, В.Высоцкого, Н.Турбиной, строки из песен Ю.Шевчука и Е.Кормильцева. Но наша гипотеза о просветительской функции этих граффити с целью популяризации поэзии и изменения обыденного мировоззрения горожан не подтвердилась в ходе интервью с авторами надписей. Основная интенция этой деятельности была сформулирована авторами так: «чтобы стены говорили» и «стена просит стиха», «чтобы на стене были стихи, а не бранное слово». Стены хранят историю, а поэзия на стенах позволяет читать город. Причем авторы надписей соблюдают негласный кодекс чести и никогда не пишут на «хороших» стенах, чтобы «не портить, а улучшать». Символичности и концептуальности этой практике добавляет то, что появление определенных стихов в городе привязывается к дате, например «Думы» Гумилева появляются в годовщину написания стиха, а к дате смерти Г.Маркеса приурочивается собачий профиль и надпись «глаза голубой собаки». Мимолетность надписей, их случайное прочтение, спонтанное сообщение реализует суггестивную функцию поэтического знака граффити. Такой знак внушает эмоцию, причем в сложной комбинации с символическим значением сопутствующих знаков (датой, местом, временем) внушает эмоции, которые сами по себе становятся индексальными знаками тех вещей, с которыми мы привыкли эти эмоции соотносить. В данном случае поэтический (эстетический) знак граффити означает то, что интерпретируется на основании эмоции, тогда как «художественный язык является мостом между внутренним миром субъекта и объективной реальностью», а поэтический знак своей знаковой формой говорит о прекрасной стороне той вещи, к которой он отсылает.

* больше фактической информации можно найти в группе GraffitiForum.ua