Беседы об артоголизме и его пользе для душевного здоровья – отличное средство пережить полдень понедельника! Первый собеседник – Михаил Анатольевич Минаков, философ, исследователь истории модерности и постсоветских идеологий, доктор философских наук, доцент кафедры философии и религиоведения Киево-Могилянской академии, президент Фонда качественной политики, председатель Кантовского общества в Украине, главный редактор журнала «Идеология и политика» – чист и прозрачен в своих ответах, как слеза артоголика:

1. Когда впервые «пригубилось» – до совершеннолетия или после? Как это было? Кто был этим «зеленым змием» – друг, учитель, автор, организатор?

Михаил Минаков: – Я воспитанник советской интеллигентской семьи, советской сельской библиотеки и сельской школы. А это значит, что классическое визуальное искусство было постоянно рядом – в виде почти нетронутых альбомов, иллюстраций из «Крестьянки» и поучительных графиков «Юного художника».

Возможно, в провинциальном советском обществе классическое визуальное искусство даже фетишизировалось: было важно находиться рядом с ним, даже не понимая его. Впрочем не только в провинциальном: в фильмах Тарковского, к примеру, этого тоже немало.

В старших классах я стал учиться графике и живописи у нашего сельского художника, оказавшегося хорошим педагогом. Он почти не учил, но постоянно подталкивал к «дерзаниям». Это подталкивание, в сочетании с юношеским максимализмом, привело к свержению одних кумиров и воздвижению других. На запретной для меня полке в мастерской учителя я нашел самиздатные альбомы Сальвадора Дали и Гелия Коржева. Думаю, что именно пригубленный сорт “Запретное Визуальное” сделал меня зависимым до конца моей жизни…

2. Что нравилось в начале приятной зависимости, и что/кто – сейчас?

Михаил Минаков: – В восьмидесятые я увлекся сюрреализмом – визуальным и текстуальным. В запорожских субкультурах появилось немало мест, где можно было найти репродукции и фото западных и советских сюрреалистов, а также тексты. В то же время появились книги Мамлеева – западного и советского одновременно.

Но жизнь – это воспитание чувств и вкуса. От классики я перешел к разрушителям ее основ, а потом ко всеядности 1990-х : тогда вдруг стали соприсутствовать все эпохи прошлого и все направления в искусстве настоящего. И без настоящей критики.

Слава Богу, в Могилянке (НаУКМА – прим.ред) была библиотека с современной западной арт-критикой, а потом открылся и великий ЦСМ (Центр Сучасного Мистецтва – прим.ред) – пусть и недолгая, но целая эпоха в становлении украинского современного искусства, его критиков, кураторов, ценителей, потребителей, продавцов и зевак. Тогда в нашем мире появились и Херст, и Кунеллис, и Кабаков. Спасибо Джорджу Соросу и Ежи Онуху!

Затем для меня начался период частных галерей – Лондона, Москвы, Вашингтона и Киева.

Но чем больше я видел и переживал, тем больше начинал ценить в искусстве возможность мастера (каким бы искусством он или она ни занимались) расширить мой опыт, заставить отказаться от привычных чувств и эстетических установок. Выбивание из колеи, недоумение переходящее в прозрение – все это стало тем, что я ценю больше всего.

3. На каких арт-событиях – выставках, лекциях, диспутах, показах, перформансах, спектаклях, киносеансах и т.д. – удалось побывать в последнее время, а на каких не удалось и по каким есть сожаления?

Михаил Минаков: – Признаюсь, я пресыщен событиями в Берлине, Киеве, Милане. Но мне запала в душу недавняя презентация проектов в школе фотографии Виктора Марущенко во время фестиваля ШЕРЕХ, проводимого kmbs. Проекты были разного качества мастерства или неумелости. Но в пяти проектах было столько проникновения в себя и нашу общую жизнь с Городом, что именно о ней я вспомнил, отвечая на Ваш вопрос.

Визуальное – страшная сила. Чаще всего, она служит идеологическому господству над автономной неповторимой человеческой личностью. Но в современном искусстве – в критических его течениях – есть и сила преодоления идеологии.

Так, например, один из проектов был фоторядом мест, значимых для становления авторки. Она сделала фотографии дома, коридора, двора и окрестностей, где проходило ее детство. Но сила визуального оказалась настолько вовлекающей, что зрители фактически сопереживали ее первые опыты – игровой, социальный, сексуальный, алкогольный… За образами разрушающегося Города вдруг возник ненавязчивый ряд интимной повседневности, живой опыт, вовлекающий в человеческое сопереживание.

Или еще один проект. Тут другая дипломантка сделала фотографии мест, где киевляне совершали самоубийства. За нарочито – подчас вызывающе  банальными – снимками киевских дворов день спустя суицидальных актов скрывался рассказ о том, что даже самый радикальный бунт перед лицом бытия не изменяет его. Лужу крови сотрут, кости с мясом увезут, и уже на следующий день место не будет свидетельствовать о бунтующем. И в этом ряду Киев показывает себя безразличным к внешним событиям стариком, сосредоточенным на собственном присутствии.

4. Кто есть в личной коллекции – художник, скульптор, график, фотограф, дизайнер, автор видео, а кого и хотелось бы из нынешних?

Михаил Минаков: – Я не коллекционер. Но несколько важных авторских работ я все же не удержался и заимел. Мое последнее приобретение – работы Никиты Кравцова.

Также я всегда слежу за работами/выставками Евгении Белорусец, Юрия Ермоленко или Никиты Кадана. Но чаще иду на «новичков», ищущих свой путь к мастерству.

5. Бывает ли передоз, как с ним бороться, возможен ли абстинентный синдром?

Михаил Минаков: – Передоз – это словцо из жаргона потребителей. Не только психотропных средств, но и потребителей вообще. Консьюмеризм считается настолько всепоглощающим, что может поглотить и практики протеста против него. Например, движение хиппи закончилось тем, что его атрибутика стала прекрасным товаром.

Однако в современном искусстве, по крайней мере у части мастеров, само потребительство становится материалом для обработки.

В случае же «потребителя» – зрителя или коллекционера – важно верить своему инстинкту. Если есть потребность в постоянном потреблении или даже увеличении дозы, не стоит себя сдерживать. Возлюбите свой симптом, примите себя и в своей арт-визуальной ненасытности. Доведите себя до момента, когда произойдет «передоз» – и попытайтесь понять себя, даже таким образом.

Куда страшнее «передоза», когда бережешь себя для того, что так и не случится!

6. Какие ожидания от своего артаголизма, чего здоровье еще позволяет?

Михаил Минаков: – Мое нынешнее ожидание – после тяжелой рабочей недели потешить себя тремя новыми выставками в любимых берлинских галереях. Вот в субботу и пойду.

Ну и свою фотовыставку готовлю. Иногда ненасытность ведет от потребления к производству. Думаю, это лучший способ совместной жизни с артпространством: если не находишь нужного, создаешь его сам.

7. Совет «друзьям по счастью»?..

Михаил Минаков: – Вкус – страшная сила. В нем сконцентрированы все способности человеческой экзистенции. Не давайте ему иссякнуть. Лучше постоянный голод и срывы в передозы, чем тупое истечение своей силы в пустоте обыденности.

Еще беседы об артоголизме:

• с театральным продюсером Аленой Матвиенко;
• с банкиром Маргаритой Побилец;
• с телеведущей Евой Бажен;
• с историком и культуртрегером Виктором Гризой.